— Был таракан, — заспорил папулька. — Огромный черный таракан. Он грозил сожрать нашего юморного попугая Бакланова, и мне ничего не оставалось, как спасти птичку, пожертвовав масленицей. Кстати, ее зовут масленка, а не масленица. И она, все-таки, намного дешевле Бакланова.
— Между прочим, — вскричала мамулька, — из-за этого противного попугая моя мамочка к нам не приезжает уже несколько месяцев.
— Я и говорю, — подтвердил папулька, — что этот попугай — бесценный, а ты на него какую-то масленку пожалела.
— Сейчас эта масленка в тебя полетит за такие слова, — пообещала мамулька.
И тут завязалась безобразная семейная сцена. Нет, ну ничего себе у меня родители! Единственная дочка выходит замуж и покидает отчий дом, а они все свои взаимоотношения выясняют, причем на дочку всем наплевать.
С этими грустными мыслями я отправилась к себе в комнату и села читать Донцову. Но детектив как-то не лез в голову. До свадьбы действительно оставалось совсем чуть-чуть. И с Серегой мы чего-то стали ругаться чуть ли не каждый день…
Не выдержав, я сняла трубку и позвонила ему, ожидая услышать замогильный голос благоверного, который, конечно, меня еще не простил. Однако Серега бодро сорвал трубку и встретил меня крайне радостно. Оказалось, что к нему зашли кое-какие друзья фидошники, которые, как он выразился, устроили «предварительный мальчишник». Я поинтересовалась, на какое число назначен «окончательный мальчишник», но Серега все так же весело сказал, чтобы я не была букой, нагло заявил, что ему некогда, что он целует меня, папульку с мамулькой и попугая Бакланова, после чего распрощался и повесил трубку. Нормально, да? Тоже мне — мальчуган нашелся!
Впрочем, я тут же подумала, что стервенею прямо на глазах. Надо это заканчивать! С этими мыслями я снова взяла Донцову и на этот раз серьезно углубилась во все хитросплетения сюжета. В конце концов, до свадьбы времени еще полно. Дней пять, не меньше…
Все-таки хорошо, что эти записки пишутся не по горячим, а уже по остывшим следам, иначе бумага, которой, вообще-то, полагается «все терпеть», горела бы синим пламенем. А все из-за этой чертовой свадьбы! Я как чувствовала, что у меня будет все не как у людей, но кто мог предполагать, что ситуация настолько выйдет из-под контроля?
Нет, вы не подумайте, что речь идет об обычных милых нелепостях, которые случаются на свадьбах: жених пиджак надел задом наперед, свидетель кольцо потерял, вместо роз доставили ромашки или на свадебном торте вместо «Поздравляем со свадьбой!» написали: «Спи спокойно, дорогой друг. Мы тебя не забудем». Подобные забавные недоразумения у меня бы вызвали только легкую усмешку, особенно теперь, после того кошмара под названием «моя свадьба», который отныне и до конца жизни я буду вспоминать с содроганием.
Началось все, между прочим, с папы Бори. Ух, он меня разозлил — просто ужас! Нет, вы не подумайте ничего ТАКОГО! Я очень люблю папу Борю и рада, что он у меня есть. Но в последний день перед свадьбой я уже думала, что лучше бы у меня вместо папы Бори был какой-нибудь другой папулька, не такой буйный. Главное, откуда в нем ЭТО? Ведь что бабушка, что дедушка — интеллигентные, милые и очень тихие люди. Но сам папулька — это что-то невероятное! Мамулька говорит, что в папе Боре внезапно проявилась кровь древних боевых евреев, которые в старые времена воевали с какими-то там фили… этими… филимистянами или не помню как там их звали по батюшке. Но лично я считаю, что в папе Боре намного больше проявляются русские крови по дедушке, хотя их достаточно немного. Но они, как видно, настолько активные, что все остальные крови загнали в угол и не дают им и пикнуть.
Почему, спрашиваете, я так возмущаюсь? Да потому что нельзя вечером перед свадьбой своей единственной дочурки устраивать такие курбеты! Главное, ведь последние несколько дней папа Боря только и знал, что пил валерьянку, хватался за сердце и причитал, что его единственная дочурка покидает отчий дом. Мол, папа Боря от этого просто весь исстрадался и требует сочувствия. Мы-то с мамулькой как последние дуры его жалели, приносили новые пузырьки валерьянки и вообще старались скрасить папулькину тоску. Но в аккурат перед самой свадьбой у папы Бори тоска была скрашена, причем самым радикальным способом.
В семь часов вечера раздался звонок в дверь, и перед нами возник старый папулькин знакомый — журналист дядя Юра. Меня, если честно, сразу обуяли дурные предчувствия, но захлопнуть дверь перед его носом не хватило решимости.
Дело в том, что дядя Юра — это самум, ураган, тайфун, землетрясение и падение индекса Доу-Джонса в одном флаконе. А когда это стихийное бедствие соединяется с папой Борей, то получается сначала критическая масса, а затем реакция такого ядреного синтеза, что в радиусе пяти километров от эпицентра находиться просто небезопасно.
Впрочем, лучше обо все по порядку. Короче говоря, раздается звонок в дверь. Я иду открывать и вижу на пороге дядю Юру…
— Ирка-кефирка! — орет дядя Юра, влетая в дверь, чуть не сшибив меня с ног.
— Здрассте, дядя Юра, — довольно кисло говорю я, лихорадочно соображая, под каким бы предлогом с ним тут же распрощаться.
— Что я слышу? — раздается из кухни вялый голос папы Бори, который уже так нахлестался валерьянки, что на улицу ему нельзя выходить ни под каким видом, чтобы не быть растерзанным в клочья стадом котов со всего района. — Что слышу я? — патетично восклицает папа Боря. — Неужели мою скромную саклю посетил кунак Юрка, который такой мерзавец, что не заходил месяцев несколько?